Потом все началось по новой, но уже как бы помягче и с меньшим размахом.
Если бы не свалившаяся на меня журналистская популярность, и если бы столы в редакции не были завалены письмами на юридические темы, меня бы наверняка снова выкинули, потому что в газету посыпались жалобы. И, разумеется, доносы. Главным образом устные.
В редакции добрых знакомых вроде Яцуся у меня не было, поэтому прямо мне никто ничего не говорил, зато удалось подслушать пару разговоров. Сначала это получилось случайно, а потом я уже специально держала ушки на макушке.
И опять двадцать пять: в очередной раз в очередном кабаке я грозилась снять какого-то директора, потому что у меня связи в прокуратуре и потому что я не кто-нибудь, а пресса. Правда, имя-фамилию свои я выкрикивала уже не так громко, но кабацкая пьянь ими особо и не интересовалась.
Что самое скверное — я принялась делать людям пакости. Оказалось, что я звоню разным известным людям — политикам, актёрам, писателям и прочим, — договариваюсь с ними об интервью, а потом не являюсь. И даже хуже: раза два я на интервью все-таки заявилась, продемонстрировав такой набор добродетелей, что моя несчастная жертва надолго возненавидела всю журналистскую братию. Мало того, что тупая и необразованная халда, так ещё и здорово под мухой.
Подобные эксцессы случались со мной реже, чем раньше, но именно они заставили меня усомниться в версии Агаты. Мужа у меня теперь не надо отбивать, детей против отца я не настраиваю, так в чем же дело?!
— Слушай, может, она чувствует себя не очень уверенно. — встревоженно предположила Агата, когда как-то вечером мы устроили очередное заседание, на сей раз без шампанского, потому что отмечать было нечего. — Может, она боится, что Стефан вернётся к тебе, и на всякий случай поддерживает твоё замечательное реноме? Потому что других поводов я не вижу.
— И я тоже. Но если ты права, то она и впрямь жуткая дура. Не сумела разобраться, что Стефан за человек. Да и меня могла бы изучить.
— А ты его уже совсем не любишь?
— Опомнись! Да кто угодно, только не он! И если бы он попытался вернуться, то оказался бы не только кретином, но и тряпкой. И она что, считает его тряпкой?
— Каждый судит по себе, — философски вздохнула Агата.
— Тогда её можно поздравить. Но дети, по-моему, стали вести себя нормальнее, больше не смотрят на меня зверем. Добровольно со мной встречаются и даже делятся своими проблемами. Меня только беспокоит какая-то тётя Феля, которая несколько раз у них промелькнула в разговорах, но я пока не выспрашивала.
— Что за тётя Феля? И откуда?
— А черт её знает. У этой Уршульки сестрички нет?
— Я ничего такого не слышала. Вот ведь незадача! Мне пора возвращаться на работу, потому что сколько можно груши околачивать, а жаль!
Я бы с удовольствием ещё пошарила и повынюхивала…
* * *
После чего я получила нежданный-негаданный подарок судьбы. Мой таинственный противник совершил две ошибки.
Первой стало очередное «моё» интервью — с писателем, иногда печатавшимся у нас в журнале. Он примчался с фельетоном в редакцию, как раз когда я была на работе. Мы столкнулись у главного редактора, и меня представили.
— Что-о?! — не очень вежливо заорал писатель, вытаращив от изумления глаза.
— Наш сотрудник Барбара Борковская, — повторил ошарашенный редактор.
— Как это? — изумился писатель ещё больше. — У вас работают две полные тёзки?!
У меня аж мурашки побежали по коже!
— А что? — хищно спросила я. — Вы встречали другую Барбару Борковскую?
— Фамилия распространённая, — заметил мой шеф.
— Не далее как вчера! — перебил его писатель. — Пани Барбара Борковская пришла ко мне для интервью, но, если честно… как бы это сказать…
— Лучше всего — прямо, — посоветовала я. — Потому что у меня сложилось впечатление, что она вам не очень понравилась.
— Должен признаться, совсем не понравилась. До такого уровня стыдно опускаться… Убогая, необразованная, решительно вульгарная, понятия не имеет, о чем надо говорить… Но это были не вы! — быстро добавил он.
Во мне нарастал азарт. Вот оно!
— Естественно, что это не я, я ни у кого вчера интервью не брала. Ваши слова мне как бальзам на сердце, умоляю, повторите ещё раз! Пан редактор, прошу внимательно послушать!
— Так я же и слушаю, — пробормотал главный редактор в полной растерянности.
Писатель внимательно пригляделся ко мне.
— А знаете, вы на неё слегка похожи… О, простите ради бога, я вовсе не хотел вас оскорблять! Рост, фигура, волосы… Нет, лицо у неё другое, но словно карикатура… Ах, ну что за глупости я говорю! Все не так. Если вас овульгарить до последней степени, нанести дикий макияж, изничтожить обаяние и интеллигентность… тогда вы будете на неё похожи, да и то не совсем. А кто эта женщина?
— Таинственная дама, которая уже несколько лет прикидывается мной, — вздохнула я. — Вы первый, кто видел оба воплощения за столь короткий промежуток времени. Не иначе как перст судьбы, провидение постаралось, потому что мне никто не верит, когда я говорю, что она — не я, а я — не она.
— Быть того не может, ни один человек в здравом уме не способен ошибиться!
— И все-таки… У меня уже давно сложилась репутация алкоголички, скандалистки, развратницы и психопатки, да к тому же непроходимой тупицы.
Главный редактор сурово нахмурил брови:
— Минуточку, минуточку! Это не только ваше дело. Эта особа представляется как сотрудник нашей редакции? И ведёт себя компрометирующе? Подобные выходки марают нашу профессию! И она пользуется вашей фамилией?
— Постоянно.
— Вы должны подать на неё в суд!
— Как же, разбежалась! Во-первых, я понятия не имею, как её зовут, может быть, точно так же, как меня, фамилия действительно распространённая. Во-вторых, у меня нет свидетелей. Пан Якушак — первый, кто видел нас обеих с близкого расстояния. То-то он обрадуется, когда я его начну таскать по судам как свидетеля!
Писатель попятился.
— Нет-нет, увольте! У меня времени в обрез!
— Но это же компрометирует всю нашу профессию, — упрямился главный редактор. — С этим надо что-то делать! Все прояснить, и публично!
Я заверила редактора, что уже несколько человек пробовали разобраться в этой истории, но тщетно. Какая-то развесёлая гражданка развлекается за мой счёт, и лучше всего не относиться к ней серьёзно. Пусть себе резвится, но при условии, что её не будут принимать за меня, а меня — за неё, и хотя бы часть общественности поверит, что она — это она, а я — это я.
Оба джентльмена горячо заверили, что мне верят, а той, другой, — нет.
* * *
Второй подарок свалился на меня через три недели.
Я сидела вечером в другой редакции и отвечала на письма читателей. Домой таскать эти тонны макулатуры мне не хотелось, поэтому я допоздна корпела в офисе. Внезапно появился фотограф, который что-то там напутал со снимками. Изрыгая себе под нос изощрённые проклятия, он скрылся в тёмной комнате, чтобы напечатать новые. Мы с ним переговаривались через дверь, из жалости к замученному коллеге я приготовила кофе, и, когда он покончил со снимками, мы устроились в моем кабинете. Вечер был тихий, ничего не происходило, мы немного поболтали и разошлись по домам.
И я знать не знала, что снова выиграла в лотерею по трамвайному билету.
На следующий день фотограф примчался раньше обычного и прямо с порога вытаращился на меня.
— Слушай, я вчера был трезвый? — подозрительно спросил он.
— Как стёклышко. А что? Снимки не получились?
— Нет, ты у меня не получилась. Мне показалось, что ты сидела тут все время, даже дольше, чем я. Правильно я говорю?
— Совершенно правильно. Все сходится.
— Совсем даже не сходится! Ты была в это время в кабаке «У Швейка», куролесила там как пьяный заяц. Если бы я тебя сам здесь не видел — просто одурел бы! То есть наоборот — одурел бы, увидев тебя там! Раньше меня ты не могла попасть в кабак, что все это значит?!
Я вскочила из-за стола.
— Ты меня там видел? Вблизи? Чётко?
Говори же толком!
— Не то чтобы вблизи. В зубы я тебе не заглядывал, но ты так хулиганила, что не заметить тебя было трудно. Баська, что творится? У тебя есть сестра-близнец?
— Нет, но ты для меня просто как ангел небесный!
— Вот это новости! — обрадовался он. — Ангелом я ещё в жизни не работал.
— Вот сейчас и начнёшь. Какой кусок меня ты видел? Морду, верх, низ, башку? Может, юбку?
— Морду и… как бы это поэлегантней сказать… портки. Ты ведь вчера была в штанах?
Именно. Для разнообразия я стала чаще ходить в брюках. Обычно в чёрных. Сегодня я была в тех же брюках, что и вчера. Я встала и вышла из-за стола.
— Томек, посмотри на меня внимательно, — потребовала я. — Похожи?
— Те же самые, — сообщил Томек, присматриваясь ко мне с большим интересом. — Но не в этом дело, я бы и не настаивал, что это ты, особенно потому, что я тебя видел в другом месте, но ведь мне подсказали, кто это! Опять, говорят, Бася Борковская народ развлекает…
